— Фокс действительно очень благодарен за спасение, клона, можно сказать, от сердца оторвал, — закончил Стефан рассказ. — Операция прошла успешно, но…

— Что «но»? — уточнил я, с сердито отмечая поднявшийся после этих слов страх.

— Да не, все нормально, — поспешил успокоить меня Страж. — Все медики нормально сделали, уровень контроля тела у тебя хороший, еще пара дней, говорят, и можно вставать.

— Но? — нажал я.

Тоже мне, мальчишка! Будет вокруг да около ходить! Да я столько в своей жизни видел, что ему и в голову не придет! Да я на Велеса Кивеского ходил, московский Стол Крови штурмом брал — что меня может напугать?

— Ты негр, — сообщил Страж.

Не выдержал и совершенно по-мальчишески прыснул, после чего на всякий случай еще и отступил на пару шагов.

— Что?

Дошло до меня не сразу, а граничник уже торопливо пояснял.

— Понимаешь, это же клоны. В смысле, копии. Их же с кого-то копируют, верно? А оригиналы тут кто?

— Негр?

— В смысле, черный, как все тут. Ну, не прям черный-черный, Фокс все-таки тебе своего личного клона отдал, а он как-никак мулат. Ты сейчас молодая версия местного президента, так что медики тебе небольшую пластиковую операцию еще сделали, чтобы потом проблем не было.

Я прикрыл глаза и рассмеялся. Сперва хрипло, закашливаясь с непривычки, но искренне, хоть и горько. Боже мой, вот ведь пацан-то еще! Уже под тридцать лет, не каждый Страж до таких годов вообще доживает, но этот еще умудрился сущим мальчишкой остаться. Суровый и безжалостный к врагам Церкви и рода человеческого воин, а ума, как у майского жука!

— Оли, ты свихнулся? — с опаской уточнил Стефан. — Ты сразу скажи, не держи в себе. Пока не поздно, может там еще какое вмешательство требуется?

— Стефан Дуров, ты редкостный идиот! — сообщил я, когда приступ смеха прошел.

Какая разница какого цвета кожа у моего тела. Не имеет никакого значения, как выглядит мое (мое!) новое лицо. Среди всех озвученных бывшим подопечным новостей, только одна имела смысл. Я снова жив.

И это было серьезной проблемой.

— Почему это? — последнюю фразу я произнес вслух, и Стефан тут же на нее среагировал. Аббатство, не стоило! Это моя проблема, нечего в нее еще и парня впутывать.

— Теперь ты лишился множества преимуществ Стража и приобрел напарника, который еще долгое время будет мало на что способен, — соврал я воспитаннику. — Управление наноботами, диагностическими программами теперь будет идти в автоматическом режиме. И, если случится какой-то сбой, я не смогу оперативно на него отреагировать. Придется ложиться на диагностику.

— Переживу! — беспечно отмахнулся воин.

Но я лгал. Дело было вовсе не в этом. Да, про контроль ботов и программ я все верно сказал, но и Стеф прав — с этим довольно легко смириться. Подсветку целей, опять же, я не смогу осуществлять как раньше. Кстати, а дронами я по-прежнему могу управлять? Это может нивелировать недоступные теперь возможности…

Стоп! Ты же понимаешь, Оливер, что просто пытаешься похоронить вопрос под грудой пустых рассуждений? Ты же знаешь, в ЧЕМ проблема, верно?

Я знал, да. С самого начала, с того момента, как осознал, что оцифрованную личность умершего много лет назад воина поместили в живое, пусть и выращенное искусственно, человеческое тело. И вовсе не как придаток — полноценным хозяином.

«А ты, получается, к Господу не попал?»

Фраза всплыла в памяти неожиданно, хотя нельзя не признать — к месту. Этот вопрос своему наставителю задал Страж, потерявший память взрослого человека и сделавшийся мальчишкой одиннадцати лет от роду. Напуганный произошедшим, ничего не понимающий, но очень любознательный.

В самое, что называется, яблочко. Тогда абсолютно уверенный в том, что говорю, я ответил, что это не так. Что наставитель — это тень личности умершего человека, запись его голоса, мыслей и жизненного опыта. Теперь, получив в полное распоряжение новое тело, я уже не был так в этом убежден.

Или ничего не изменилось, и я накручиваю себя только потому, что ранее бывший холодным и отстраненным разум попал под власть биохимии человеческого организма? И я по-прежнему не человек, а память о нем, настоящий же давным-давно обретается, хочется в это верить, в раю.

Но я мыслю. Я сомневаюсь. Я задаю сам себе вопросы о бытие и смысле его, чего никогда в статусе личного наставителя Стефана Дурова не делал. Господь милосердный, да мне и в голову такое прийти не могло!

Зато сейчас накрыло так, что хоть волком вой или по кругу с криками ужаса бегай. Человек или тень человека? Голос или его запись на цифровом носителе. И наконец — душа? Не исторгло ли ее из жизни вечной и не забросило ли обратно в это тело? Иначе с чего мне вообще об этом думать.

— Химия, — вслух произнес я. — Просто химия. Не о чем волноваться.

Поймал полный недоумения взгляд граничника, ухмыльнулся — надеюсь, что эта гримаса была воспринята им именно так — и попытался сесть. Но смог поднять корпус лишь градусов на двадцать пять-тридцать, дальше не давали ремни, которыми тело было закреплено на ложе.

— Ты далеко собрался, старче? — совсем по-мальчишески хихикнул Стеф. — Забыл уже, что я тебе говорил? С координацией у тебя все еще полный швах, вставать крайне не рекомендуется, а то сам себя зашибешь. Пара дней постельного режима, даже не спорь. А уж потом мы соберемся с силами и найдем способ свалить с этой, прости Господи, станции!

А может, так даже лучше? Стефану не помешает напарник, который не только словом, но и делом помочь может. И встать рядом, плечом к плечу, и руку протянуть. Да что там говорить, вдвоем и по пустошам ходить не так скучно, хотя, если уж совсем честно, мне никогда это скучным не казалось.

Интересно, если бы технология клонирования тел сохранилась на Земле, святые отцы разрешили бы ее или объявили запретной? Или, более того, не стали бы они клепать армии бессмертных воинов Церкви, которые после гибели в бою снова бы вставали в строй, сохраняя при этом все навыки и умения. И, главный вопрос, как эти самые иерархи воспримут теперь меня, когда мы вернемся на Землю?

Радует, что даже в мыслях я произношу «когда», а не «если». Это хорошо, позитивный настрой, без него много не навоюешь.

— А что говорит наш президент, которого мы спасли от лютой смерти? Каковы шансы найти способ вернуться домой? Помнится, этот разговор с ним мы так и не довели до логического конца, сектанты помешали. И, кстати, сколько я отсутствовал?

Я намеренно сосредоточился на разговоре о нашей ситуации, чтобы разум меньше заострялся на моем нынешнем статусе. Не хотелось свихнуться под лавиной наполненных самыми разными эмоциями мыслей.

— Пять дней, — отвечать на вопросы Стеф решил с конца. — И нет, ничего за это время судьбоносного не случилось: демоны не вышли из стен, а их слуги не стали штурмовать подземные этажи станции. Я провалялся без сознания около часа, потом еще столько же в медблоке. Свободное время, пока тебя возвращали к жизни, мы с Гринем как раз занимались тем, что пытались выяснить у Фокса его возможности. И скажу тебе сразу: более увертливого сукиного сына я в жизни не встречал! Вот уж насколько наши иерархи умеют тень на плетень наводить, но до здешнего президента им расти еще и расти! Что значит потомственный политик. Или даже — долгоживущий. Я не исключаю, что он уже далеко не первый свой жизненный срок разменивает. Ну, учитывая личных клонов.

— То есть никакой новой информации?

— Кое-что он все же обронил, и вряд ли случайно, — усмехнулся Страж. — Обмолвился, что есть где-то на станции некая секта, которая в противостоянии верхних и нижних этажей не участвует. Какие-то «осознавшие», вроде того. Демонам не служат, с верхними почти не контачат, но и с нижними дружбу не водят. Себе на уме, в общем, ребята. Непонятно, как демоны такое допустили, но вроде они из потомков администрации станции.

— Возможно, у них есть допуск к программным алгоритмам, которые могут запустить уничтожение комплекса, — предположил я. — Демоны же не хотели, чтобы кормушка, исправно поставляющая в ад свежие души, сломалась, решили их не трогать. В сущности, с подземниками они поступили точно так же. Фокс ничего не говорил, как на них выйти?